II. The concept of sexuality (CS): Michel Foucault. Philosophy of sex and knowledge

It is comforting, however, and a source of profound relief to think that man is only a recent invention, a figure not yet two centuries old, a new wrinkle in our knowledge, and that he will disappear again as soon as that knowledge has discovered a new form.
Michel Foucault

This is an opening publication is a series of articles that aim at studying Michel Foucault’s philosophic ideas set forth in his three-volume treatise “The History of Sexuality”. First and foremost we are interested in the rational and practical core of his books that is applicable to our everyday life. Foucault wonders whether the notion of “sexuality” can be perceived in a different way. And how understanding of sexuality has been changed throughout the course of history.

The thinking style of Michel Foucault, a French philosopher whose scientific works date back to the second half of the XX century, was largely determined by the said time and the social environment that he was working in. His ideas have exerted fundamental influence on philosophy, cultural studies, psychology, sociology and a number of other humanities.

Foucault’s interest in this subject stem from his fancy for Jacques Lacan’s postmodern psychoanalysis. The rise of postmodernism philosophy concurred with Western intelligent thinkers’ interest in whimsically synthesized concepts of Freud and Marx. His fascination with Marx brings Foucault to the Communist party though he does not attend its meetings being criticized for homosexuality. A far from tolerant attitude to any kind of sexual preferences beyond heterosexuality inherent in the European society of those days determines Foucault’s interest in cognizing the figure of Another one and the philosophy of otherness. The desire to learn more about the origin of contours of public morality, rectitude and knowledge triggers his writing of the aforementioned three-volume edition.

He embarked on the road to recognition on the day his philosophic work was noticed and assessed by Sartre. The assessment, though, was negative. But the only fact of Sartre who was an indisputable authority in philosophy Big League of that period to have turned attention to an unknown author made scientific community take note on Foucault. Moreover, he proved himself to be a very successful lecturer with lecture halls always crowded with the audience during his speaking.

By asking the principle question of his works — “how were our thinking categories being shaped?” — Michel Foucault is investigating the cultural phenomena that at first sight seem to be self-apparent. And indeed, is there anything more natural and self-evident than sexuality?

There is something rather specific in the way postmodernism philosophy represents its ideas, and it may be complicated to a less educated reader. That is why by giving comments to Michel Foucault’s works and laying particular emphasis on various aspects of his research we as if lanthorn turbid depths of the French philosophical discourse. Figuring out the core of the issue is not easy. Despite the meaning of Foucault’s books being rather clear, the author craftily hides it behind cobwebs of conclusions, contrary conclusions and unexpected interpretations that take the theses he thinks through beyond themselves. Sometimes it comes in a form of sequential logical paradoxes.

In this respect the works of Foucault look like a real cultural detective story in that we first learn that the killer is the driver who has at the same time stolen the diamonds, yet then it turns out that these were the diamonds that had kidnapped the driver and they committed the murder as well. In this sophisticated manner, indirectly and in a roundabout way Foucault proceeds from his reflections on sex as a phenomenon to sexuality as a vector of social interest.

Foucault deserves credit for having analyzed such aspects of culture as “sexuality” and “power” that in fact bring us to the level of large-scale comprehension of the society functioning mechanisms.

In terms of brief deviation from analyzing Foucault’s ideas let us note that it was yet at the time of primeval religious commitments that they were already distinguishing the particular role of sex as a source of power, and sexuality of archaic cultures was impregnated with magic and symbolic connotations.

By virtue of substantive understanding of sexuality the control over it was believed to allow increase in one’s magic power on the one hand, and to influence a selected object by ritual magic of charms, love spells or magic protecting from evil influence etc. on the other hand. The importance and deep roots of this aspect — for instance, in Indo-European culture — is witnessed by one of four Vedas (collections of sacred Indo-European texts) — the Atharva Veda that contains descriptions of similar rituals and ancient Hindu practices of tapas accumulation.

We should right from the start specify Foucault’s understanding of the term “sexuality”. It is not a set of features and behavioral properties that influence person’s sexual attractiveness in the opinion of others — for instance, potential sexual partners — that is implied here. In this case sexuality stands for the entire conglomerate of notions related to sexual life. From sex as an act we move to sexuality as a phenomenon involving much more than mere sexual intercourse.

There is a multiplicity of sex discourses, that is, the ways to talk about it: literary, medical, psychoanalytical discourses and so on. Foucault’s studies have been based on the following thesis: each epoch generates its own discourses, its own means of speaking about various notions. The aggregate of these means is referred to as “episteme”, i.e. a system of the world descriptions in the framework of different cultural periods: a primitive man was thinking differently from an Ancient Roman, while the latter’s mode of thinking was not the same as the one of a Renaissance person. And all of them varied from ladies and gentlemen of the Victorian era.

That is, each and every global cultural and historical epoch is characterized by its own distinctive outlook, attitude, mental categories, methods of apprehending the self and the world around. Foucault suggests paying attention to the fact that we first absorb visions of the world incidental to our epoch through the prism of upbringing and social environment and then produce them ad extra as the only ones possible.

Epistemological causality of culture can be exemplified by attitude to children: the Middle Ages are known to have neither individual concept of childhood, nor the idea of this period to be happy, nor the status of a child beyond its social affiliation. Despite of their early age a little lord and a little peasant shared the same very rights and duties as the adults did.

Stepping closer to the topic under consideration we should say that Foucault notes the Western society to be characterized by specific way of treating sexuality — a scientific one that he refers to as Scientia Sexualis and opposes to Ars Erotica — sexuality as the art of eroticism inherent in the countries of Ancient East (let us remember ancient Indian and ancient Chinese treatises).

In the second article of this series that bears the title “Medieval Discourse on Sex” we shall tell about the ideas that underlie Michel Foucault’s original approach to the role of sex in the medieval outlook. Foucault believes that notwithstanding restrictions imposed on this sphere of life, Christian morality and rectitude have at the same time indirectly facilitated the emergence of sexuality as a specific category of ethics and law.

Previous article: New project — The concept of sexuality (CS): genesis and transformation.

Приносит глубокое успокоение мысль о том, что человек — всего лишь недавнее изобретение, образование, которому нет и двух веков, малый холмик в поле нашего знания, и что он исчезнет, как только оно примет новую форму.
Мишель Фуко

Этой публикацией мы открываем серию статей, целью которых является исследование идей философа Мишеля Фуко, изложенных им в трехтомной работе «История сексуальности». Прежде всего, нас интересует то рационально-практическое ядро его книг, что применимо к нашей повседневной жизни. Фуко задается вопросом — можно ли воспринимать иначе такое понятие, как «сексуальность»? И как понимание сексуальности менялось в ходе исторического процесса.

Стиль мышления французского философа Мишеля Фуко, период научного творчества которого относится ко второй половине XX века, во многом определился тем временем и социальным окружением, в котором он работал. Его идеи оказали фундаментальное влияние на философию, культурологию, психологию, социологию, историю и многие другие гуманитарные дисциплины.

Интерес Фуко к этой тематике проистекал из его увлечения постмодернистским психоанализом Жака Лакана. Расцвет философии постмодернизма совпал с интересом западных интеллектуалов к причудливо синтезированным концепциям Фрейда и Маркса. Любовь к Марксу приводит Фуко в коммунистическую партию, собрания которой, он, впрочем, не посещает, подвергаясь критике партии из-за своей гомосексуальности. Далеко не толерантное отношение тогдашнего европейского общества ко всем сексуальным предпочтениям, выходящим за рамки гетеросексуальности, определило интерес Фуко к познанию фигуры Другого и вообще философии инаковости. Желание узнать, откуда вообще берутся границы общественной морали, нравственности и знания приводит его к написанию упомянутого выше трехтомника.

Свою дорогу к признанию он начал начиная с того момента, как его философскую работу заметил и оценил Сартр. Оценил, впрочем, негативно. Но сам факт того, что Сартр, к тому моменту на философском небосклоне — величина безусловная, обратил внимание на безвестного автора, привлек к Фуко внимание научного сообщества. Он также проявил себя как чрезвычайно успешный преподаватель, и аудитории на его лекциях всегда были заполнены.

Задавая главный для своих работ вопрос — «как были сформированы категории нашего мышления?», Мишель Фуко исследует те феномены культуры, которые на первый взгляд кажутся самоочевидными. И казалось бы, что может быть естественнее и самоочевиднее, чем сексуальность?

Постмодернистской философии присущи довольно специфические и сложные для неподготовленного читателя способы изложения своих мыслей. Поэтому, комментируя работы Мишеля Фуко и акцентируя внимание на тех или иных аспектах его исследований, мы словно освещаем лучом фонаря мутные глубины французского философского дискурса. Разглядеть суть — не так-то просто. Несмотря на то, что книги Фуко содержат достаточно четкий смысл, автор ловко скрывает его за хитросплетениями выводов, контрвыводов и неожиданных интерпретаций, выводящих осмысливаемые им тезисы за границы самих себя. Иногда все это выглядит как череда логических парадоксов.

В этом смысле произведения Фуко — настоящий культурологический детектив, по сюжету которого сначала мы узнаем, что убийца — шофер, и он же украл бриллианты, а затем выясняется, что это бриллианты украли шофера, и они же — убийца. Таким изощренным образом, опосредованно и окольными путями, Фуко идет в своих размышлениях от секса как феномена до сексуальности как вектора социального интереса.

Заслугой Фуко является его анализ таких аспектов культуры, как «сексуальность» и «власть», по сути, выводящих нас на уровень масштабного осмысления механизмов функционирования общества.

В качестве краткого отступления от анализа идей Фуко, отметим, что выделение особой роли секса как источника власти относится еще ко времени первобытной религиозности. В архаических культурах сексуальность пропитана магико-символическими коннотациями.

В силу субстантивного понимания сексуальности, считалось, что контроль над ней позволял, с одной стороны, повысить магическое могущество, а с другой — воздействовать на выбранный объект ритуальной магией заговоров, приворотов, отворотов и т.д. В важности и древности этого аспекта, к примеру, в индоевропейской традиции, свидетельствует и одна из четырех Вед (сборников индоевропейских священных текстов) — Атхарваведа, в которой содержатся описания подобных ритуалов, и имеющие древнейшую основу индуистские практики накопления тапаса.

Сразу же следует обозначить понимание термина «сексуальность» в понимании самого Фуко. Здесь имеется ввиду не совокупность качеств и поведенческих свойств, влияющих на сексуальную привлекательность человека в глазах других, например — потенциальных сексуальных партнеров. Под сексуальностью имеется ввиду весь конгломерат понятий, связанных с сексуальной жизнью. От секса как акта мы переходим к пониманию сексуальности, как феномена, включающего в себя намного больше, чем, собственно, сам половой акт.

Существует множественность дискурсов о сексе, то есть, способов о нем говорить: литературный, медицинский, психоаналитический дискурс и так далее. Исследования Фуко базируются на следующем тезисе: каждая эпоха вырабатывает свои дискурсы, свои способы говорить о тех или иных вещах. Совокупность этих способов называется «эпистема», то есть система описаний мира для того или иного периода культуры: первобытный человек мыслил не как древний римлянин, а тот, в свою очередь, не так, как человек эпохи Возрождения. И все они вместе отличались от леди и джентльменов Викторианской эпохи.

То есть, каждой глобальной культурно-исторической эпохе присущи определенные мировоззрение, мироощущение, наличие специфических категорий сознания, способов осмысления себя и окружающего мира. Фуко предлагает обратить внимание на то, что мы впитываем представления о мире, присущие нашей эпохе, через воспитание и социальное окружения, а в дальнейшем — продуцируем их вовне как единственно возможные.

Эпистемологическую обусловленность культуры можно продемонстрировать на примере отношения к детям — как известно, в Средние века не существовало ни отдельного понятия детства, ни того, что оно должно быть счастливым, ни самого статуса ребенка вне его социальной принадлежности. Маленький лорд и маленький крестьянин с малых лет обладали всеми теми правами и обязанностями, что и взрослые.

Если же быть ближе к рассматриваемой тематике, то, как отмечает Фуко, западному обществу принадлежит особый способ отношения к сексуальности — научный, называемый им Сциентиа Сексуалис, в противоположность Арс Эротика — сексуальности как искусству эротики, свойственному странам Древнего Востока (вспомним древнеиндийские и древнекитайские трактаты).

Во второй статье данной серии, называющейся «Дискурс секса в средневековье», мы расскажем о том, насколько оригинально Мишель Фуко подходит к вопросу о роли секса в средневековом мировоззрении. Христианская мораль и нравственность, ограничивая эту сферу жизни, в то же время, как считает Фуко, косвенно способствовала появлению сексуальности как особой категории этики и права.

Предыдущая статья: Новый проект — Концепция сексуальности (КС): генезис и трансформация.